Удаленный доступ к войне

Сто десять лет назад началась Русско-японская война

Дальневосточное противостояние громадной Российской империи и маленькой Японии образца 1904-1905 гг., 110-летие со дня начала войны, которое пришлось на 9 февраля, в умах современного российского общества практически не отложилось. А если кто и сумеет вспомнить навскидку что-то об этой неизмеримо удаленной, как считается, непонятной и ненужной войне, то всплывут слова и словосочетания: Порт-Артур, врагу не сдается наш гордый «Варяг» и, быть может, что-то там про сопки Манчжурии. Крайне ничтожный процент тех, кто отправлялся на Дальний Восток в длительнейшее (в те времена — две-три недели) путешествие по железной дороге, могли показать на карте театр военных действий и отыскать тот самый Порт-Артур.

Саратовцы приняли активное участие в войне.

Первоначально, только узнав о начале боев с Японией, Саратов оказался в общероссийском ура-патриотическом тренде: граждане приветствовали начало боевых действий, шли на трогательно-верноподданнические манифестации; в городе было проведено несколько мобилизаций, и на японский фронт отправились свыше 16 тыс. саратовцев. Горожане сформировали и отправили на восток два санитарных поезда.

Вся эта большая, кропотливая работа шла под руководством человека, которому, по иронии судьбы, и предстоит ликвидировать главные последствия войны — бурный всплеск протестных настроений, вылившихся в первую русскую революцию 1905-1907 гг. Вспомним, что действующего на момент начала Русско-японской войны саратовского губернатора звали Петр СТОЛЫПИН.

Герои книжные и герои живые

Еще советской читающей аудитории Русско-японская война была известна преимущественно из знаменитого романа-эпопеи Александра СТЕПАНОВА «Порт-Артур» — два толстенных серых тома брал в руки любой наш человек, уважающий отечественную военно-историческую романистику. Автор этих строк дорвался до книги Степанова лет в десять-одиннадцать. Потом, взрослея, еще многократно читал и перечитывал. Далекий, серый, затертый, чужой Артур стал почти родным, и помню, как твердил звучные имена героев артурской эпопеи, находил все новые источники об их жизни: адмирал МАКА­РОВ, генерал КОНДРАТЕНКО, врач-хи­рург МИРОТВОРЦЕВ…

Жизнь — ироничная штука: иной раз лезешь в дебри, а не видишь того, что имеется буквально у тебя под носом. Однажды, по чистой случайности зайдя на Вос­кресенское кладбище, я увидел черный па­­­мятник, на котором стояло: «Сергей Романович Миротворцев. 1878 — 1949». Не сразу удалось соотнести саратовскую могилу с памятью о том, из детства, молодом книжном докторе Миротворцеве, который спас жизнь главного героя романа «Порт-Артур» прапорщика Звонарева: «Миро­твор­цев быстрыми и точными движениями сделал два глубоких разреза. Затем раздвинул края раны и ощупал что-то внутри нее: « — Мое предположение верно…» <…> 

 — Остался он жив и с ногами! Я еще на вашей свадьбе попляшу, — успокаивал ее Миротворцев.

— Вы… вы не Миротворцев, а Чудотворцев. — Варя быстро схватила руку врача и несколько раз крепко поцеловала ее…»

Покоящийся на саратовском кладбище Миротворцев оказался действительно  тем самым. После русско-японской он сделал великолепную медицинскую карьеру, в 1915 г. стал первым и последним ректором-медиком Саратовского университета и занимал эту должность до 1928 г. Во время Великой Отечественной он был главным хирургом эвакогоспиталей Саратовской и Пензенской областей, и сколько таких «прапорщиков Звонарёвых» было спасено скальпелем, советом и словом доктора Миротворцева! Известна статистика: более 70% раненых, поступавших в эти госпитали, возвращалось в строй.

Писатель Александр Степанов до последних дней жизни Сергея Романовича поддерживал отношения с живым героем «Порт-Артура» и писал ему письма в Са­­ра­тов. К слову, Миротворцев далеко не единственный персонаж знаменитого романа, имеющий прямое отношение к нашему го­­роду. Да вот, пожалуйста: «…на самой вершине сопки, поросшей густой зеленой травой, на складном стуле сидел широкоплечий старик, похожий на рождественского деда, для шутки одетого в генеральскую форму», — иронично пишет Степанов.

С этой доброй усмешкой он характеризует генерал-лейтенанта Митрофана НАДЕИНА, принимавшего участие в обороне Порт-Артура уже на закате военной карьеры. Впрочем,  Митрофан Алексан­дрович был человек заслуженный и храб­рый. Участник Русско-турецкой войны 1877—1878 г. и знаменитой обороны Шипки, места, которое и поныне почитается одной из главных исторических святынь Болгарии. В 1894-м полковник Надеин был назначен командиром 228-го пехотного резервного батальона и поселился в Саратове. Здесь, на углу ул. Губер­натор­ской и Цыганской (ныне  Степана Разина/Кутякова) он выстроил двухэтажный особняк, и ныне превосходно сохранившийся. В этом особняке герой обороны Порт-Артура генерал Надеин и скончался в 1908 г.

«Ненужная» война и самоубийственная «победа»?

Но переместимся, наконец, из Саратова в Порт-Артур и вспомним, из-за чего, собственно, стал возможен конфликт России и Японии. Начнем с того, что дальневосточная политика, объявленная новым императором НИКОЛАЕМ II ключевым внешнеполитическим вопросом его правления, характеризовалась агрессивностью и нацеленностью на внешнюю экспансию. Прошло каких-то полгода с его восхождения на трон, а Россия в теплой компании с Францией и Германией предприняла так называемую Тройственную интервенцию — европейские державы потребовали от усиливающейся Японии отказаться от аннексии Ляодунского полуострова (на его юго-западной оконечности, на полуострове Квантун собственно и располагался Порт-Артур). В марте 1898 г. Россия взяла у Китая в аренду (а по существу поставила измочаленную Поднебесную перед фактом) на двадцать пять лет незамерзающие порты Порт-Артур и Дальний, а также приобрела право подвести к ним ветку Китайско-Восточной железной дороги.

Японцы, у которых буквально вырвали из зубов захваченный ими в ходе  войны с Китаем полуостров с портами, принялись вооружаться. Мощная кампания по милитаризации и переоснащению армии проходила под суровым лозунгом «гасин сетан» (буквальный перевод — «лежа на хворосте, лизать желчь», т.е. терпеть лишения ради великой цели в будущем). Девиз и лексические средства — чисто восточные, а вот финансы, которые шли на все это, — чисто западные: громадные кредиты предоставили США, а Британия помогала новейшими военными технологиями и прилагающимися к ним высококлассными инструкторами. Война была неизбежна для Японии и — по уже складывающейся, чтобы действовать весь XX в., традиции — крайне выгодна, в том числе экономически, Америке и Англии.

Большие амбиции были и у России: «У нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи», — еще в 1903 г. характеризовал возможный внешний курс Николая II военный министр Алексей КУРОПАТКИН (к слову, сам еще тот стратег и вояка, которому предстоял позор сражений под Ляояном и Мукденом). Россия, конечно, располагала громадной 1135-тысячной армией и тремя с половиной миллионами резерва и ополченцев, но только 100 тыс. были размещены на Дальнем Востоке. За шесть лет владения Порт-Артуром российское командование не удосужилось выстроить ни одного серьезного укрепления, не озаботило себя заготовкой боеприпасов, продовольствия и фуража, не располагало тяжелой артиллерией, не имело ремонтной базы для кораблей непосредственно на Ляодуне и гоняло свои корабли, требующие ремонта, аж на Балтику.

В противовес безалаберным российским генералам и адмиралам Порт-Артура, отвыкшим от военных действий (к моменту начала русско-японской кампании Россия не воевала почти 27 лет), японцы готовились к войне со всей ответственностью. Хорошо обученная английскими и немецкими инструкторами 150-тысячная японская армия имела самое современное вооружение, в том числе тяжелую и горную артиллерию, флот перешел на бездымный порох, комплектовался современными военными судами.

Как начиналась эта война, мы прекрасно помним. В ночь с 26 на 27 января по старому стилю японские миноносцы атаковали русский флот, беспечно стоявший на внешнем рейде Порт-Артура. Утром 27-го японская эскадра блокировала стоявший в нейтральном корейском порту крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец».

С самого начала боевых действий ситуация начала разворачиваться не в нашу пользу, и ура-патриотические настроения в России быстро сменились упадком духа. Так, в Саратове, еще в марте с готовностью отправлявшем в Порт-Артур очередную партию мобилизованных, к маю возобладали протестные настроения, и губернское земское собрание выступило против продолжения боевых действий: «Истинный патриотизм — в мирном преуспевании», — пишет «Саратовская земская неделя». Далекая война делалась все более непопулярной в стране.

К маю 1904 г. Порт-Артур оказался полностью отрезан от Манчжурии и мог рассчитывать лишь на собственные резервы. Началась длительная и изматывающая осада: до декабря включительно японцы предприняли четыре штурма, все плотнее смыкая кольцо вокруг города и не отягощая себя тактическими и стратегическими тонкостями, просто вводили в бой все новые части взамен истребленных защитниками Артура. Стратегическая тупость японского командования привела к тому, что под стенами Порт-Артура была перемолота стотысячная армия, а на одного убитого или умершего от ран и лишений русского воина, по различным подсчетам, пришлось шесть-семь японцев. Даже после того как начальник Квантунского укрепрайона генерал СТЕССЕЛЬ 5 января 1905 г. сдал Порт-Артур японцам, последние не считали это достижение своей победой. Вот простое, но поразительное сопоставление фактов: в то время как экзальтированная российская интеллигенция посылала поздравительные телеграммы японскому императору с комплиментами в адрес «победоносной Японии, разгромившей проклятый отсталый царизм», командующий осадой Порт-Артура генерал НОГИ по итогам своей славной победы принял решение… покончить жизнь самоубийством! Император запретил ему сделать харакири, однако после смерти монарха Ноги — «победитель Порт-Артура» все-таки осуществил свое намерение…

Японца можно понять. Его страна, его армия надорвались в этом противостоянии — и в финансово-экономическом плане, и технологически, и морально. Подписанный в августе 1905 г. Порт­смут­ский мирный договор был встречен в Японии протестами, так как являлся компромиссным и был на руку России; ко второму году войну Россия наладила ж/д сообщение и могла перебросить в Манчжурию до полумиллиона солдат — казна потянула бы, поскольку благодаря реформам Сергея ВИТТЕ отечественные финансы находились в очень приличном состоянии. Поэтому тезисы товарища УЛЬЯНОВА, со злорадством узнававшего о дальневосточной трагедии из газет — «Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма», — абсолютно не­­сос­­­то­­ятельны и носили чисто пропагандистский характер. Другое дело, что война послужила живейшим катализатором революционных настроений, показала, что Россия нуждается в обновлении всех систем жизнеобеспечения и особенно управления. А грянувшее 9 января 1905 г. Кровавое воскресенье окончательно отвело событиям на Дальнем Востоке роль, как сказали бы сейчас, ньюсмейкера второго плана: началась революция, террор эсеров и антитеррор саратовского экс-губернатора Столыпина, назначенного премьером. Всем стало не до японской войны…

P.S. Сейчас чрезвычайно актуален новый, очищенный от «бессмысленной жерт­­венности и героизма» взгляд на историю в духе a lа «а стоило ли удерживать Ленинград (Брест, Порт-Артур) или лучше сдать, спася тем самым множество жизней?». (Кстати, генерал Стессель по второму варианту и поступил.) Стоило ли вести эту ненужную, непопулярную, далекую войну? Для кого все эти геройства «Варяга» и «Корейца», защитников Порт-Артура, если их подвиги, дескать, не приносили пользы России и ее населению? Точка зрения современного обывателя такова, что весь этот героизм солдат и офицеров в русско-японскую, вся эта жертвенность не несут в себе никакой практической пользы — а следовательно, бессмысленны.

Примерно так же рассуждали практичные французские коллаборационисты, в неделю сдавшие Париж вермахту. И уж совсем нелогичным и бессмысленным выглядит под таким ракурсом и упорная защита русскими Артура, и попытка прорыва сквозь японскую эскадру, предпринятая командиром «Варяга» РУДНЕВЫМ. Так? Боюсь только, что все эти вопросы, сформулированные подобным образом, просто не дошли бы до сознания тех людей, тех воинов. Для них вообще не стояло вот это хрупкое «или – или»: или защищать определенные ценности и принципы, ради которых ты и живешь, или разумно и практично сдаться. Именно поэтому имя «Варяга» вошло в песни и стало символом русского духа, воинской чести, тем несгибаемым моральным стержнем, который впоследствии помог нам выстоять в куда более страшных, определяющих поистине все судьбы страны войнах.

Антон Краснов