Окопное эхо Донбасса

Обратимся к показаниям участников и очевидцев, тех, для кого война на Юго-Востоке Украины стала не разговорной темой, а реальностью, порой страшной. Мне пришлось убедиться, что таковых в Саратовской области сейчас немало.

По ком звонит колокол?

Перед самым Новым годом на украинском интернет-портале «Обозреватель» появился список россиян, погибших и пропавших без вести в ходе боёв в Луганской и Донецкой областях. Его подготовила российская правозащитница Елена Васильева. В траурном списке больше трёхсот фамилий. Среди них — шесть человек из Саратовской области и один военный, проходивший службу в нашем регионе. До этого в местных СМИ упоминалось о гибели летом 2014 г. только двух выходцев с Саратовщины — балашовца Игоря Ефимова и Бориса Хрусталёва из Энгельса. Сведения, обнародованные правозащитницей, у нас никто не опроверг и не подтвердил.

За полгода до этого, 17 июня 2014 г. в сообщении о гибели Ефимова в издании «Балашоверъ» можно было прочитать: «по нашим данным, в Луганске находится около 600 представителей прихопёрского казачества и из них не менее 15 человек из Балашова». Эту фразу также не преминули процитировать на незалежном «Обозревателе», присовокупив: «Сегодня сайт DirectPress со ссылкой на свои источники сообщил, что в течение двух последних суток в Луганскую область прибыли ещё два отряда наёмников из так называемого «прихопёрского казачества». Получалось, что удальцы с Хопра составили едва ли не костяк луганского воинства.

Интерес к теме через каких-то две недели был подогрет опубликованным в интернете заявлением атамана саратовского отдела Астраханского казачьего войска Ильи Майорова: «Саратовские казаки воевали под Луганском, на Саур-могиле, есть несколько саратовцев, которые воюют в Славянске. Наших саратовских, астраханских казаков осталось пять, а всего саратовских казаков порядка 40 человек. Это чисто казаков, всего добровольцев из Саратова около 100».

При этом хочу заметить, что в штабе саратовского отдела другого казачьего войска — Волжского, мне сказали, что никакого отношения к вербовке и отправке бойцов в Донбасс казаки не имеют. Зато они очень активно участвуют в оказании гуманитарной и моральной помощи жителям воюющей Новороссии.

Кстати, не так давно в Общественной палате Саратовской области шла речь о проекте поправок в федеральный закон «О ветеранах». Его в начале декабря прошлого года предложил депутат Госдумы Вячеслав Тетекин, включив в ряды ветеранов тех, кто с весны пошёл воевать в Донбасс. По подсчётам депутата, таковых не менее 30 тыс.

По этому поводу на украинских сайтах уже появились возмущённые отклики: «наёмникам хотят дать льготы ветеранов!»

Это — из того, что говорится для всех. А вот как раскрывается ситуация при личных контактах.

«За други своя…»

Мне удалось раздобыть телефонные контакты нескольких человек, которых назвали участниками событий в ЛНР и ДНР.
Звоню по номеру. В ответ слышу: «Я сейчас на пути к Луганску. Там ранили моего товарища, его надо вывезти в Волгоград. Позвоню завтра с позиций».

На другой день телефонный разговор состоялся. Собеседник попросил не указывать ни его имени, ни названия батальона, в котором он воюет. В армии ЛНР знают его позывной — «Казах».

— Я воевал на Северном Кавказе. У моего боевого товарища родственники в Луганской области. Я с ними по­дружился, стали ездить друг к другу в гости. И когда всё началось, не смог усидеть дома. Прибыл сюда в конце мая, бои уже шли вовсю. Решил помочь в беде людям, с которыми дружу много лет. Особенно детей жалко — уже привыкли в подвалах сидеть.

По словам «Казаха», у большинства добровольцев из Саратова — тех, кого он знает, мотивы похожие. Приехали сюда, чтобы быть рядом с друзьями или родными, помочь, поддержать. Такое вот личное восприятие войны. А всё остальное — идеи, лозунги — потом.

Самые яркие впечатления саратовский комбатант получил от боёв за луганский аэропорт. В России больше говорили о донецком аэродроме, но и в соседней области такой же объект стоил многих жизней обеим сторонам. В июле-августе он переходил из рук в руки.

— АТОшники засели в подвалах под терминалом. Их пытались там затопить, но они держались очень долго и упорно. Потом, когда всё же выбили, нашли американские военные акваланги, американские же сухпайки, тонны две медикаментов. Зря говорят, что украинских вояк плохо снабжают, у них есть всё.

— А иностранных наёмников приходилось встречать?

— Сам я видел только поляков. Там же, в аэропорту, их захватили в плен. Они очень хорошо обучены.

— Почему решил, что это поляки?

— У них военные билеты с собой были. Да они и не таились.

— Правда ли, что россиян там больше, чем местных ополченцев?

— Ничего подобного. Россиян не больше 20 процентов. Остальные местные — шахтёры, трактористы. В основном люди старше 35-40 лет. Молодёжь в Луганске мажорная, воевать не хочет. Когда затишье, они возвращаются в город, чуть начинают стрелять — опять бегут в Россию.

На мой вопрос, можно ли верить теленовостям, «Казах» ответил так: «Наполовину. На самом деле там всё гораздо хуже. Неправда, что та сторона совсем не умеет и не хочет воевать, только в «котлы» попадает. Да, у них больше убитых, чем у нас. Но среди наших бойцов много «трёхсотых» (раненых. — Авт.). Воевать очень тяжело. Но мы сами это выбрали».

Разумеется, я не смог удержаться от вопроса — платят ли за войну? Ответ был отрицательным.

«Недовоевавшие»

В феврале к своим коллегам-общественникам, занимающимся делами ветеранов, обратилась председатель правления региональной общественной организации «Память о защитниках Отечества» Ольга Морозова. Эта женщина, потерявшая сына на чеченской войне, относится к участникам боёв как к родным. На этот раз она просила помочь пятерым нашим землякам — балашовцам и аркадакцам, прибывшим из Донбасса. Я попросил Ольгу Ивановну поделиться своими мыслями о добровольцах.

— Этим ребятам нужны были медикаменты и термобельё. К тому же двое или трое из них контужены — я пыталась устроить их в госпиталь. Но, насколько мне известно, никто им помочь не сумел. Теперь кто-то из них опять вернулся в Новороссию, кто-то остался здесь. Это к вопросу о том, за что они воюют — явно не за материальное вознаграждение.

— За что же тогда, по-ва­шему?

— Тем, кто прошёл войну — афганскую, чеченскую или другую, бывает очень трудно найти себя в мирной жизни. Там другие измерения, другие представления о том, что хорошо и что плохо, о дружбе, о долге. Война не отпускает так просто. И услышав, что где-то снова стреляют, ветераны рвутся туда.

— Получается, им всё равно за что воевать?

— Нет, я так не думаю. Слова — «своих бросать нельзя» — для этих людей наполнены живым смыслом. Будь я более молодого возраста, наверное, тоже сейчас была бы в Донбассе. Мы там нужны, нужна наша помощь.

Хотя я прекрасно вижу, что так считают далеко не все. Даже когда в Балашове хоронили погибшего под Луганском, раздавались голоса: зачем туда лезть, зачем вмешиваться, это не наше дело! Бог судья всем. Но те, кто едут на войну, видимо, знают ответ на вопрос «зачем». Поэтому я не понимаю молодых мужчин с Юго-Востока Украины, которые приезжают к нам как беженцы. Мужчина должен защищать свой дом и свою семью.

Скажете, звучит банально? Да, но не для тех, кто сейчас в бою.

Месть как двигатель

Эту фразу я услышал от помощника атамана екатеринославского казачьего войска Виктора Тучина. Он приехал в Саратов в начале февраля. Промедление, по его словам, могло стоить ему жизни.

— В Днепропетровске у меня была очень хорошая работа — главный инженер по охране и безопасности труда крупнейшего в городе предприятия. Но настал день, когда мне позвонили из отдела кадров и предупредили: «Иваныч, приходили люди из «высотки» (так у нас называют здание СБУ, говорят, что из его подвалов Колыму видно), интересовались тобой. Взяли образцы почерка, копию подписи». Я всё понял.

Мы, казаки, не давали разгуляться в нашем городе «правосекам» и прочей нечисти. Охраняли от них людей на митингах против киевской хунты. Случалось, и до рукопашной доходило. Атаман у нас авторитетный, Коломойский его в свои личные враги записал. С прошлого года те, кто выступал против власти, стали пропадать. Одного казака мы похоронили — якобы умер от воспаления лёгких, на самом деле — от многочисленных переломов рёбер. Им тоже люди из «высотки» интересовались. Ещё несколько человек — в основном женщины, побывав в СБУ, подписали показания, что они являются агентами российской разведки.

Короче, я поспешил уехать, никого не предупредив. Взял с собой сына, ему 35 лет, он глухой на одно ухо, в армию в своё время не взяли. А теперь всех берут! На границе украинские «прикордонники» потребовали справку из военкомата, что он освобождён от военной службы, иначе не выпускали из страны. Пришлось снять с руки кольцо с драгоценным камнем, отдать им.

— Может быть, вы спросите, почему я не на войне? — предупреждает мой вопрос Виктор Иванович. — Во-первых, мне астма не позволяет в окопах сидеть. Во-вторых, я предлагал армии Новороссии свои услуги в качестве инструктора. Разработал компьютерную программу по организации быстрой стрельбы из гранатомёта. Но мне сказали: не нужно. И в-третьих, не всё так просто там, в этих республиках. Конечно, среди добровольцев много честных ребят и приезжают они не только из России, но и со всей Украины. Одних только наших днепропетровцев почти 60 человек уже там погибли. Но есть и другое: мне говорили, что глава ЛНР Плотницкий собрал несколько тысяч наёмников со всего мира. Против кого он их направит? А ещё под видом ополчения орудуют бандформирования, они никому не подчиняются. Надо понять, что эта война — прежде всего проект по уничтожению славянского народа, как бы его не называть — русские, украинцы. Не должны братья убивать друг друга. Но когда пролилась кровь, наступает время мести — главного двигателя любой гражданской войны.

— Чей же это проект?

— Тех, кто хочет править миром. Не только Донбасс, но и вся Украина для них — просто разменная монета.

Мне довелось пообщаться в нашем городе и с другими представителями украинского казачества (они просили их не называть).

— Недавно звонили из Донецка, хвалились: провели удачный рейд в тыл ВСУ, уничтожили почти роту, рассказал один из казаков. Я спросил: что за рота — нациков или срочников? Говорят: какая разница, они все враги. А я так не считаю. Убивать надо выборочно — негодяев, которые по своей воле стали карателями, а мальчишек-призывников за что? Я преподавал в военном вузе, учил курсантов быть офицерами. Теперь присяга заставляет моих воспитанников участвовать в АТО — как я могу их убивать? Эта война должна быть диверсионной, точечной, направленной против карательных подразделений, против коммуникаций, против тыла. А среди мобилизованных надо вести агитацию, как большевики в 1917 г.: призывать их переходить на сторону республик. И ещё открыть охоту на олигархов-поджигателей войны, уничтожать их самих и их предприятия по всей Украине. Они, конечно, сразу не разорятся, но задумаются: стоит ли игра свеч? Так и победим. А там решим, как быть дальше.

Сейчас в Донбассе, если сравнивать с тем, что было недавно, затишье.

Станислав Орленко