«Не умру я, мой друг, никогда»

На текущий год пришлись две большие даты памяти Сергея ЕСЕНИНА

Ровно девяносто лет тому назад Сергей ЕСЕНИН считался первым поэтом России. Не было уже БЛОКА, сгинул ГУМИЛЁВ — а Есенин на пике своего творчества, более того, он получает счастливую возможность увидеть плоды своих трудов и таланта оценёнными и растиражированными по самому высшему разряду: именно в 1925-м готовится его трёхтомник, по поводу которого сам С. А. с фирменной и блистательной своей самонадеянностью говорил: «В России все поэты умирали, не увидев полного собрания своих сочинений. А я — увижу». Но совсем близко, совсем скоро был его страшный и загадочный конец, проклятый «Англетер», смерть в тридцать лет на взлёте — когда, казалось бы, вот оно, ты почти дотянулся до ПУШКИНА, ты национальный поэт № 1. Нет. Всё вышло по-другому, и все мы знаем, как именно…

На текущий год, как известно, приходятся две большие есенинские даты — 120-летие со дня рождения и 90-летие со дня смерти. В Саратове Есенин ни разу не был и вообще предпочитал путешествиям по «стране берёзового ситца» заграничные поездки. Есенинская отечественная география, наверное, не очень богата: Петроград/Ленинград, Москва, Кавказ, отчасти Урал, понятно, что Рязань. Однако, само собой, в любом российском городе великого лирика считают своим. 

 

Поэт для опасной аудитории 

В наши дни Есенин остаётся не только самым переводимым на иностранные языки, но и, пожалуй, наиболее мифологизированным поэтом. Впрочем, отсчёт этой мифологизации задал сам С. А.: с самого своего появления в столичных литературных салонах, а потом и с выходом в большую литературу он сознательно «орнаментировал» свой образ в глазах окружающих, привносил в своё поведение элементы карнавальности, эпатажа, неуправляемой стихии. Носил валенки, белую с серебром рубашку, «пастушьи» развевающиеся кудри, стилизовался под «райскую птицу» (по расхожему выражению Григория РАСПУТИНА), потом перешёл на дорогие буржуазные костюмы, пальто и цилиндры, а своим друзьям-поэтам по цеху имажинистов кричал: мол, я русский поэт и пишу как бог на душу положит, а не протягиваю свои строки по этим вашим концептуальным шаблонам и схемам!  

Всё это так. Всё это так, но каждый публичный человек в определённой степени театрализован, а Есенин, как ни крути, ещё с 1915-го был вхож решительно во все элитные литературные салоны столицы, начиная от либеральных и кончая махрово-монархическими, ура-патриотическими и без пяти минут черносотенскими. Уже с самых первых шагов на поэтическом поприще у 20-летнего рязанца — головокружительная аудитория: так, в 1916-м он, санитар Царскосельского военно-санитарного поезда № 143, читает стихи действующей императрице Александре Фёдоровне и в ответ на ремарку самодержицы о том, что стихи красивые, но очень грустные, ответил: «Такова вся Россия». 
Конечно, Сергей Александрович любил эффектное слово и красивую позу, однако это, понятно, не основное. Наносное, вспомогательное. Главные же составляющие личности Есенина хорошо известны: это искренность, это ясность слова и мысли, это глубокое понимание высоких человеческих истин. Неприятие зла и уродства и обострённое чувство красоты. Все эти качества, откровенно говоря, не очень котировались в те годы, на которые пришёлся последний период жизни и творчества поэта. 

Поясню. 1923-1925 гг. — расцвет новой экономической политики, расцвет знаменитого нэпа. Идеи революции перерождались и монетизировались. Это было время коммерциализации всего и вся. Соответствующим образом стоили и нематериальные услуги, в которые быстро было «закатано» всё искусство и вся литература. Основной ценностью стремительно стал прошедший через финансовую реформу рубль; им мерялось всё. Богатство души, которым так дорожил Сергей Есенин, было куда менее предпочтительным, чем изобилие капитала. Многие из действительно интереснейшего и блестящего окружения С. А., в особенности женщины, видели в тончайшем поэте нечто вроде драгоценного и модного аксессуара: «Есенин! Есенин идёт! Это же сам Есенин!» Меркантильное, опасное, разрушительное время… В лучах есенинской славы грелись модные литераторы, артисты, его деньги и блеск манили дамочек (порой самого сомнительного свойства), его сияние притягивало в салоны влиятельных бюрократов и партийцев. Сергей Александрович сознательно шёл на опасные знакомства, которые могли угрожать не только его репутации, а и самой жизни: о, это было остро и занимательно! 

Речь даже не о хрестоматийном «я читаю стихи проституткам и с бандитами жарю спирт» (хотя и этого, пусть в призме поэтического преувеличения, в его жизни хватало). Речь, например, об общении Есенина с руководителями ЧК и ОГПУ, которые любили побеседовать с именитым литератором в салонах: это и знаменитый Яков БЛЮМКИН (прототип молодого, довоенного, Штирлица-Исаева; один из создателей советских разведывательных служб), это прославленный чекист, «убийца классиков» Яков АГРАНОВ и другие интересные кадры, опасные, как королевская кобра. Современники вспоминали слова Блюмкина, адресованные Есенину: «Я — террорист в политике, а ты, друг, террорист в поэзии!»
Это ещё не всё: Есенин был лично знаком со Львом ТРОЦКИМ, который, к слову, ценил творчество С. А. и является автором официального некролога поэта. Знакомства с подобными ценителями «изящных искусств», конечно, были чреваты: любители конспирологии написали тысячи страниц о том, как «Троцкий убил Есенина». 
Это тема для историков и экспертов, но, думается, всё-таки, что у Льва Давидовича слишком много и своих грехов, чтобы вешать на него чужие. Есенина убила среда обитания и сопряжённые с ней вызовы времени: «У меня нет соперников, и потому я не могу работать. Я потерял дар», — тревожно повторял он в самый напряжённый период своего творчества, 1924-1925 гг. И писал, писал гениальное: поэму «Чёрный человек», «Клён ты мой опавший» (написанный прямо в клинике знаменитого психиатра профессора Петра ГАННУШКИНА, прототипа булгаковского Стравинского из «МиМ»), стихотворные бриллианты один за другим… 

 

«Что же ты наделал?..» 

Нередко доводилось слышать следующее оскорбительно-эстетское мнение: Есенин очень уж прост, если не примитивен, и его наиболее известные стихи начисто лишены интеллектуального блеска истинно крупного поэта. Что ранняя поэзия чересчур стилизована под лубок, а позднее творчество Есенина представляет собой продукт деградации человека талантливейшего, но уже идущего под уклон. Как говорил нетленный Промокашка из «Места встречи»: «Да это и я так могу!» 
В этой безобразной, но имеющей право на существовании позиции условного эстетского сообщества есть одно «но»: она абсолютно не нова, всё это, только сочнее, оригинальнее, злее в адрес покойного поэта уже говорилось. Да вот, ознакомьтесь: «Есенинщина — это отвратительно напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами. Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты <…> национального характера: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность» и т. д. Это Николай БУХАРИН, «любимец партии» (которому, впрочем, скоро тоже укажут на его «недисциплинированность» и другие скверные черты характера). 
Сам Сергей Александрович, как известно, никогда не лез в карман за словом, посвящённым творчеству кого-либо из коллег. Он задирал ПАСТЕРНАКА, терпеть не мог МАЯКОВСКОГО (тот, впрочем, в ответ именовал С. А. «декоративным мужиком» и «ожившим лампадным маслом»), интересные отношения были у него с рядом литераторов саратовского происхождения. Так, Есенин именовал Бориса ПИЛЬНЯКА «халтурщиком, каких свет не видывал» и, как гнусненько говорили в окололитературных кругах, «увёл» у того женщину, которая потом стала третьей женой С. А. Притянула не сама экс-спутница Пильняка, а фамилия: Софья ТОЛСТАЯ. Внучка величайшего русского прозаика стала ещё одним мостиком, который Есенин перекидывал к «старшим богатырям» русской литературы — Льву Николаевичу, Александру Сергеевичу (последний, как известно, был настоящим наваждением для Есенина, и он даже ходил в пушкинской крылатке и цилиндре. — Авт.). 
Ещё один саратовец в окружении Есенина — Пётр ОРЕШИН. Уроженец Аткарска, он ещё в детстве переезжает в Саратов и здесь начинает раннюю литературную деятельность. В 1918 г. — после возвращения из действующей армии — он издаёт сборник «Зарево», который удостаивается весьма высокой оценки Есенина: «…простыми и тёплыми словами, похожая на сельское озеро, где отражается и месяц, и церковь, и хаты, наполнена книга Петра Орешина», — отзывается С. А. В 1919-1921 гг. Орешин возвратился на малую родину — снова слово Есенину: «Сейчас он в Саратове, пишет плохие коммунистические стихи и со всеми ругается».
Впрочем, в 1925-м, после смерти Есенина, Петру Орешину будет не до ругани и тем более не до плохих стихов: «Песня отзвенела над родной землёй. Что же ты наделал, синеглазый мой?..» — напишет Пётр Васильевич, обращаясь к ушедшему гению. 

 

«Самое высшее в мире искусство»

Отделить зёрна от плевел, подлинную лирику от «ожившего лампадного масла», выяснить истинную ценность творчества С. А. в глазах народа, для которого он писал, помогли тяжёлые испытания в истории нашего государства. Как таковой военной лирики у самого Есенина нет (разве что немного — в «Анне Снегиной»), однако случилось так, что самые мирные стихотворения поэта влекли людей в бой, воодушевляли и придавали сил сильнее, чем самые пламенные призывы поэтов фронтовой поры.
Известный факт: ещё к 70-летию поэта был издан сборник «Воспоминания о Сергее Есенине» (1965), в котором бывшие фронтовики вспоминали, как в военную пору в армии распространяли стихи Сергея Есенина — печатные томики или переписанные от руки тетрадки. «И более всего любовь к родному краю меня томила, мучила и жгла…» — эти слова могли поднять в атаку, унять боль, настроить на испытания. 
Есенина читает и главный герой знаменитой повести Владимира БОГОМОЛОВА «Зося»: юный лейтенант заворожённо глотает строки великого поэта, и он вспоминает покинутую родину, своё село, всю неброскую красоту родного края, за которую не жалко и жизнь отдать. А когда вопреки войне и разрухе, вопреки предстоящим ещё тяжёлым испытаниям у парня вспыхивает любовь к польской девушке — и тут находятся созвучные сердцу строки Есенина: «Пусть порой мне шепчет синий вечер, // Что была ты песня и мечта, //  Всё ж кто выдумал твой гибкий стан и плечи —// К светлой тайне приложил уста...»
Вот это и есть ценность слова, это и есть всенародная слава, выдержавшая проверку временем. Константин ЕСЕНИН, сын поэта и Зинаиды РАЙХ, участник Великой Отечественной, с гордостью любил вспоминать, как в только что освобождённом от блокады Ленинграде он случайно зашёл в книжный магазин и спросил, нет ли стихов Сергея Александровича. И женщина-продавец с усталой улыбкой ответила: «Что вы... Сейчас книги Есенина — большая редкость». 

P. S. «…При тяжёлых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым — самое высшее в мире искусство».

 

 

Автор: Антон Краснов