День зачистки Отечества

23 февраля 1937-го начался пленум ВКП (б), на котором была дана отмашка Большому террору

Тридцать седьмой и поныне считается квинт­эссенцией ужаса и государственного террора в промышленных масштабах, вершиной «коронованных злодейств» Иосифа Сталина, когда «был бы человек, а статья найдётся» — причём зачастую вне зависимости от того, какие цели, какие задачи, какой уровень несправедливости и людоедства приписывают Большому террору. 

«Прискорбно, хотя и естественно, что история этого периода писалась почти исключительно в припадках истерики. Множество преувеличений, проклятий, воплей и в общем много неясного». Согласитесь, эта цитата очень точно описывает взгляд на 1937-й тех, кто жил в 60-90-е. Но самое интересное, что эти слова не имеют ни малейшего отношения к Большому террору и написаны ровно за сто лет до него знаменитым британским историком Карлейлем в «Истории французской революции» (1837).  

Ровно 80 лет тому назад, с 23 февраля по 5 марта 1937 г., в Москве проходил пленум ВКП (б), на котором, как ныне признаёт историческая наука, была обоснована необходимость массовых чисток и санкционирован запуск машины репрессий. Товарищ Сталин выступил с докладом, само название которого не оставляло простора для сомнений: «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников».  В числе выступавших, к слову, был и тогдашний первый секретарь Саратовского обкома партии Александр Криницкий, который говорил об «искажении практической партийной работы», о недостатках в управлении Республики немцев Поволжья и о недоработках «в борьбе с троцкизмом». В том же году «недостатки и искажения» выявят в деятельности и самого Александра Ивановича: 

20 июля 1937-го Криницкий будет арестован — вместе с тогдашним главой Управления НКВД по Саратовской области, знаменитейшим зубром НКВД Яковом Аграновым, который 

ещё недавно вёл следствие по делу об убийстве Кирова, но прогневал вождя и был отправлен «в деревню, в глушь». 30 октября Криницкий был расстрелян — как и 52 из 72 выступавших на том роковом пленуме.  

И понеслось. Изощрённое, тонко сплетённое, как речь Бухарина, издевательство первых двух московских процессов сменилось грубым полотном конвейера, а в роли главного проводника репрессий вместо Генриха Ягоды ещё осенью 1936-го был задействован Николай Ежов. Конвейер уносил жизни и правых, и виноватых, и подлинных жертв, и недавних палачей. Тот конвейер давно остановился, бурыми пятнами ржавчины застыла и остыла кровь, прошло время, но и к 80-летию Большого террора мы подошли с недобрым сердцем и — по-прежнему — с расколотым обществом.

Но обо всём по порядку. 

 

Террор по адресу и без

Спектр трактовок Большого террора широк, общеизвестен и предельно пристрастен: мало кто берётся судить о таких вещах взвешенно и логично. Любая дискуссия на тему Тридцать седьмого, как правильно заметил товарищ Карлейль, неминуемо скатывается к истерике, преувеличениям и проклятиям. На одном полюсе — «сталинское людоедство», репрессии ради репрессий, лагеря, ГУЛАГ, овчарки и вышки, щербатый оскал вертухая, шаги в расстрельном коридоре и выстрел, ставящий «точку пули»; на другом — благородно звучащий термин «социальная инженерия», пластичное преобразование общества с хирургическим вмешательством, изъятие из него элементов ненужных и вредных, заточка государства и социума под новые вызовы времени. Ну и, куда ж без этого, — уничтожение «пятой колонны», которая в преддверии колоссального противостояния с коллективным Западом, тогдашним «Евросоюзом», якобы могла наделать немало бед…

В числе репрессивных мер, которые наиболее часто ставят в вину Сталину, — чистка армии 

(и недаром партийный пленум 37-го начался 23 февраля). Дескать, уничтожение полководцев первой величины, четырёх из пяти первых маршалов Советского Союза нанесло серьёзный ущерб обороноспособности армии, ослабило её потенциал, а расстрел Михаила Тухачевского и вовсе был «расправой над гением». Реальный уровень полководческих талантов Михаила Николаевича, а равно степень и сам факт его вовлечённости в заговор против Сталина — это предмет дискуссии профессиональных военных историков, а вот то, что «красный милитарист» Тухачевский предлагал все силы молодой промышленности бросить на выпуск военной продукции даже не в ущерб, а на смерть продукции гражданской — факт. Более того, уже просчитано, что если бы планы маршала были реализованы (а танки Т-35 и Т-28, безнадёжно устаревшие к 1941-му, — выпущены в тех цифрах, что указывал М. Н.), война с Германией была бы с большой степенью вероятности проиграна. 

Многие историки сходятся на том, что пресловутое «обезглавливание армии», проведённое Сталиным, вполне укладывается в периметр действий по её развёртыванию и обновлению, колоссальному росту личного состава, в том числе и командирского корпуса. Все цифры — в открытом доступе, вот лишь одна: в 1937-м было подвергнуто репрессиям 11 тыс. краскомов, что составляло 8% от списочной численности начсостава РККА, и не следует думать, что это обрушило общий уровень подготовки руководящего среднего и высшего звена. Да, на место выбывших матёрых военспецов пришли молодые и неплохо обученные кадры, они буквально вознеслись на подключившихся «социальных лифтах»: 25-летние массово получали звания майоров, 30-летние — полковников и комбригов, а Иван Проскуров в 31 год стал генерал-лейтенантом и возглавил Разведывательное управление РККА. 

Конечно, чистки армии не подлежат безоговорочному оправданию; другое дело, что реальной боеспособности РККА реально повредили не столько болезненные кадровые ротации, сколько сама атмосфера подозрительности и страха, которая в 1941-м вылилась в боязнь свободной инициативы. Только году к 1943-му краскомы, снова ставшие офицерами, научились смело и расчётливо брать на себя ответственность, выдвигать боевые инициативы, решаться на импровизации. 

…Кому в инициативности не откажешь, так это пресловутой «ленинской гвардии», зачистка которой в ходе Большого террора — ещё один распространённый выпад в адрес «вождя всех народов». Кто они? Старые матёрые большевики, революционеры с «правом первородства», работавшие с самим Владимиром Ильичом и рисковавшие держать себя со Сталиным на равных: дескать, нас бросала молодость на кронштадтский лёд, а где в этот момент был ты, Коба?.. Ответ ИВС, как известно, оказался предметным и жестоким: был уничтожен целый слой профессиональных революционеров, многие из которых скептически взирали на процессы госстроительства, запущенные Сталиным, на «неоимперские» тенденции с возвращением иных атрибутов старого режима. С точки зрения иных «гвардейцев Ильича», такие проекты и решения Сталина, будь они в инфраструктурной, идеологической, социальной или иной плоскости, были типичной контрреволюцией, а сам ИВС — душителем того неистового и всеразрушающего духа, которым одушевлялся Октябрь. Советским императором Наполеоном, если угодно продолжать параллели с Французской революцией. 

И головы «ленинской гвардии» действительно посыпались: были последовательно ликвидированы Владимир Антонов-Овсеенко, лично арестовывавший Временное правительство; «любимец партии» и главный партийный идеолог Николай Бухарин; бывший военный министр маршал Василий Блюхер; знаменитый председатель Центробалта Павел Дыбенко; а также первый главнокомандующий РККА Николай Крыленко, Александр Белобородов, подписавший решение о расстреле царской семьи, а после смерти Ленина открыто вставший на сторону Троцкого, и множество других «верных ленинцев». Всё это были люди, сами не стеснявшиеся лить любые потоки крови и декларировать намерения пролить потоки много большие, словом — «…кто раз испил хмельной отравы гнева, // Тот станет палачом иль жертвой палача» (Волошин). 

Так и случилось.

Самая тяжёлая и страшная страница Большого террора — конечно, вот эта: 30 июля 1937-го Ежов подписывает печально известный приказ № 0447 НКВД СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Именно после этого массово «полетели щепки» — карательная машина взялась за широкие массы народонаселения. Были созданы легендарные «тройки», в состав которых в республиках и регионах традиционно входили местный руководитель НКВД, первый секретарь комитета ВКП (б) и прокурор. 

…На момент выхода этого приказа первый секретарь Саратовского обкома Криницкий и начальник Управления НКВД по Сара­товской области Агранов уже арестованы. 

 

Без головокружения и без успехов

Криницкий — человек интересный: именно в годы его руководства Саратовским краем, а потом областью было введены в эксплуатацию множество заводов, фабрик, транспортных коммуникаций, в частности знаменитый железнодорожный мост через Волгу. Но: «Вы знаете об ошибках Саратовского крайкома и Саратовской организации. По поручению Центрального комитета товарищ Жданов ездил в нашу организацию и вскрыл много ещё недостатков и ошибок в нашей работе. Важнейшие из ошибок в партийной работе тогдашнего времени, о которых говорит постановление, — это были непорядки в проведении проверки партийных документов, известный отрыв от партийной жизни, нарушение устава, неправильное отношение к партийным кадрам, слабость развертывания самокритики. Я должен пленуму ЦК прямо сказать: мы многие из этих указаний выполнили, много ошибок исправили, но в нашей организации до сих пор много ещё тех недостатков и ошибок…» — сказал Александр Иванович на февральско-мартовском пленуме ВКП (б). 

А в июле 1937-го за «исправлением недостатков и ошибок» и с целью поощрить «развёртывание самокритики» саратовских элит в наш город прибыла комиссия во главе с Георгием Маленковым. «В Саратове остаётся до сих пор неразоблачённой и не изъятой серьёзная правотроцкистская шпионская организация», — констатировали контролёры из Москвы. Понятно, что после такого вердикта на секретарском посту и вообще на этом свете долго не задержишься…

Самого же высокопоставленного саратовца, попавшего в жернова Большого террора, конечно, не смогла бы свалить никакая комиссия и никакой Маленков — тут требовалась воля лично Сталина. Речь, конечно, об Алексее Рыкове, нашем земляке, возглавившем Совет народных комиссаров СССР после смерти Ленина в 1924-м, а позже обвинённом всё в том же «правотроцкизме» и расстрелянном 15 марта 1938-го. В числе известных саратовцев, пострадавших в годы массовых репрессий, — писатель-«попутчик» Борис Пильняк и литературный деятель «с другой стороны» — одиозный глава РАППа Леопольд Авербах.

 

Автор: Антон Краснов